Телепрограммы

"Пятое колесо"

1989 год (ноябрь?)

Виктор Сергееевич Правдюк: Пять лет назад, 5 сентября 1984 года, за несколько часов до концерта скончался выдающийся исполнитель старинных русских романсов ленинградский певец Валерий Агафонов.
К сожалению, как и многие достойные люди недавней эпохи, Валерий был мало известен широкому кругу слушателей. Год рождения Агафонова - 1941. Отец его погиб на фронте, защищая Ленинград, а Валерий разделил судьбу многих детей блокады и послевоенной безотцовщины. Далеко не сразу нашел он себя. Был осветителем, радистом, вольнослушателем в театральном институте, увлекался живописью, но всепоглощающей была его любовь к пению, к поэзии старинного русского романса.

"У камина"

Мария Леонидовна Коноплина: Вот это Сережка Иванов фотографировал на даче. Они же там рядом. …Он разбился…(неразборчиво) Вот это прямо напротив нашего дома…

В.П.: В этой комнате в большой коммунальной квартире на Моховой Валерий Агафонов родился и прожил большую часть жизни вместе с сестрой и мамой.
Мария Леонидовна показывает мне фотографии сына, и я никак не могу начать разговор. Не знаю, какой вопрос задать… Я вижу, что здесь не нужны слова, не нужны вопросы… И так все видно, ясно, горько…

М.К.: У Валерки никогда ничего не было…
У меня было двое детей, и я скажу вам честно, я выжила только благодаря им. Были такие моменты, когда я даже идти не могла. Ну, тогда не только я, все так жили. Идешь по улице, а вокруг тебя люди падают. Я, конечно, держалась изо всех сил. Но вот идешь, идешь и чувствуешь, что больше не можешь. И думаешь: "Если я не смогу идти, я умру здесь, замерзну. Что же с моими детьми будет?" Как представлю себе: маленькие такие. Кто к ним домой придет? Вот скажите, пожалуйста, кто заметит, что матери нет? Никто. Значит, мои дети погибнут. Вот откуда у меня силы брались.

В.П.: Не болели дети?

М.К.: Болели, конечно! У Валеры была корь, и я уже думала, что все… Понесла его в консультацию. (Мы жили тогда на Садовой, и наша консультация была на Невском, 5). Там мне говорят: "Вы, мамаша, не беспокойтесь. Вы ему рисового отвара дайте". А я говорю: "Где же я рис возьму?" "Ну, если нет риса, так какую-нибудь крупу отварите". Ну, какую? Никакой крупы не давали. Ничего ведь не было. "Ну, сухари посушите". Я уже не помню как, в общем, я две недели над ним билась. Начал он у меня немножко поправляться. Худой был - страшно! Я думала он вообще у меня карликом будет, и мне придется в цирк его отдать выступать. А когда я снова принесла его в консультацию, со мной чуть истерика не случилась. Врач взяла его на руки, побежала по коридору и кричит: "Слушайте, а Агафонов-то жив, жив!" Вот тут я и разрыдалась: "Вы что ж думали, что он у меня умрет?" "Да, - говорят, - мы думали, что он не выживет". Вот такой был момент. Не знаю как, но он выжил…

«Лебединая песня»

М.Л.: Был такой случай. Я устроилась работать в детский сад, потому что муж ушел на фронт. Валере было тогда года четыре или пять. В детском саду музыкальный работник стала проверять у детей слух. Тех, у кого слух есть, она сажала в одну сторону, у кого нет - в другую. Валерку моего посадили в ту сторону, где нет слуха. Он сел, ручки положил на колени и замер. Когда всех проверили, он поднял руку, вышел и опять запел. Причем, он стал петь одну из тех песен, которые нищие пели, когда по вагонам ходили. Мне стало так стыдно! Думаю, Боже мой, сын воспитательницы и поет такую песню. Хотела его остановить, а музыкальный работник говорит: "Нет, подождите!" Когда он допел, она пересадила его к детям со слухом. Он сел и вздохнул.

"Сияла ночь"

В.П.: Нам удалось найти эпизоды в художественном фильме "Путина", где Валерий Агафонов сыграл роль рулевого на рыболовецком судне. И, конечно, была у него в фильме кроме руля гитара.

«Родимый порт...»
Далее

Пятое колесо

1989-1990 гг.(зима)

Борис Алмазов: Ну, вот это тот самый двор, где, собственно, и прошла наша юность. Здесь я работал год, а Валера - гораздо больше. Здесь монтировались декорации к спектаклям, в которых участвовали теперь уже знаменитые артисты. Вообще здесь было много хорошего. Но самое интересное, что в этом дворе… Валера страшно скрывал свою вокальную школу. А школа была. За моей спиной арка, где он ставил голос. В этой жизни за все приходится платить. Вот какая штука: такая глобальная одаренность - и отсутствие образования. Одаренность во всем, во многом. Говорят, что у него был от природы поставленный голос. Знаете, наверное, был, но он его ставил. Как? Он изображал актера и таким образом, кривляясь, ставил себе голос. Он, например, доводил нас до исступления тем, что у него было несколько пленок с записями Яхонтова, и эти записи крутились им непрерывно. Потом, когда пленка кончалась, начинал читать, подражая Яхонтову, Агафонов. Причем, их было даже не отличить. Вот здесь во дворе сверху звучала эта пленка, звучали эти два голоса. Между прочим, это была школа. Он этой школы все-таки страшно стеснялся. И стоило его на этом учении поймать, как он начинал кривляться, шутить. Вообще он непрерывно что-то изображал.
Неизвестно, где художник учится. Художник учится у жизни. И вот теперь, когда я стал толстым старым дядей с бородой, я все думаю: ведь художник живет ради цели, поэтому все остальное для него --просто средство. Ну, например, Валера был равнодушен к вещам. Когда к Рембранту пришли и описали вещи, все рыдали. Только один художник сказал: "А чего плакать, у меня остался их блеск". Так вот, все что проходило мимо Валеры вроде не имело для него цены, потому что он все это в себе оставлял. И вот за эту память, за этот взлет, за те высоты, когда у слушателя начинает все вибрировать, когда плачешь во след этой музыке и над вымыслом слезами обливаешься, - за все это он платил. И платил очень серьезно. В Писании сказано: "До неба возвысишься, до ада низринешься". Вот так и было. Жизнь его была трагической. И она, эта трагедия, не была прекрасной. Это была тяжелая, мучительная, горькая нищенская жизнь. Но он этого не стыдился, кроме того, он, наверное, предчувствовал такую жизнь. В этом дворе он выбрал себе маску провинциального трагического актера, которую всю жизнь носил. И эта бабочка, которая у него была, и шляпа с обвисшими краями - это то, что ему подходило. И еще нужно сказать вот о чем: он очень здорово чувствовал дисгармонию в собственном образе.
У меня есть одна знакомая, очень симпатичная пожилая женщина, которая была директором, по-моему, ресторана "Астория". Она рассказывала: "Сижу я у себя в кабинете, и вдруг ко мне приходит мальчик и говорит: "Я хотел бы петь у вас в валютном баре". Ну, ко мне тут разные халтурщики ходят. Я ему говорю: "Ну, давайте, пойте". Он говорит: "Как! Прямо здесь?!" (А у нее кабинет был 2х2). Я ему говорю: "А почему нет?" Он начал петь, и через полчаса я обнаружила себя по пояс зареванной. Я его так одела! Сшила для него лиловую блузу, желтый бант. И, вы знаете, через некоторое время он снова был в своем рваном свитере. И снова вытряхивал из гитары валюту, потому что ему туда купюры совали". Через Валерины руки наверняка проходило очень много денег. Но это были деньги как бы не его, он как-то их стыдился что ли. Вообще он ко всему материальному относился брезгливо, потому что, наверное, это его отягощало. А он рвался. Душа рвалась и находила выход только в романсе. И за это быт ему мстил. Мстил разнообразно. Вот он пел романсы свои под лестницей… Тогда ведь мы не знали, что это символ. Была парадная лестница, по которой "ходили имена". И был настоящий, высокий художник, который под лестницей, в общем, и жил. Который при жизни был чрезвычайно неудобен, непредсказуем. Поэтому и знаменитым стал только после смерти. Смерти нелепой и трагической.
И еще: вот мы собираемся, седые, старые и толстые мальчишки из этого двора, и у нас перед Валерой есть чувство вины. Но дело в том, что когда начинаешь думать об этом в одиночку, то понимаешь, то, что это чувство есть - это правильно. Его пути мы не знали. И никто не знал. Художнику, наверное, никто не может помочь. Потому что всякое искусство рождается из страдания. Наверное, это судьба. Наверное, это нужно было перестрадать. И будь у Валеры другая жизнь, не было бы этих романсов.

Пятое колесо.

(октябрь 1994 года)

Виктор Правдюк: На Родине Сергея Есенина, в рязанском селе Константинове, я неожиданно вспомнил Валерия Борисовича Агафонова. Как он пел песни и романсы на стихи Есенина. И это, наверное, не случайно, потому что здесь особенно остро вспоминаются и ощущаются все те, кто был причастен к созданию великой русской культуры, к ее сохранению, продолжению ее традиций.
И вспомнил я, что 10 лет тому назад, 5 сентября 1984 года, Валерий Агафонов неожиданно ушел от нас. Я не был с ним знаком, и не могу после смерти набиваться к нему в друзья, как это часто бывает в нашей жизни. Но я всегда был поклонником его пения, его понимая текстов романсов и песен, его безупречного служения этим песням и романсам, и всего того, что сделал для нас Валерий Борисович Агафонов.

"Вы просите песен…"

В.П.: К сожалению, как и многие достойные люди недавней эпохи, Валерий был мало известен широкому кругу слушателей. Год рождения Агафонова - 1941. Отец его погиб на фронте защищая Ленинград, а Валерий разделил судьбу многих детей блокады и послевоенной безотцовщины. Далеко не сразу нашел он себя. Был осветителем, радистом, вольнослушателем в театральном институте, увлекался живописью. Но всепоглощающей была его любовь к пению, к поэзии старинного русского романса.

"У камина"

"Всегда и везде за тобою…"

Татьяна Агафонова: С первого взгляда Валера всегда очень располагал к себе людей. В нем была какая-то особенная трогательность, беззащитность, простота. Он всегда входил с какой-нибудь шуткой, с каким-нибудь приветствием. Он очень любил своих друзей. И когда мы шли в гости, в какой-нибудь дом, к тем людям, которые нас ждали, еще издалека он начинал ускорять шаг. И я за ним не поспевала, хотя он с трудом ходил.

"Как хочется хоть раз…"

«Еще не раз вы вспомните меня»

Большое спасибо Валентине Третьяковой за помощь в работе над текстом.